Азовский губернатор к этому времени подготовил участки для расселения греков. Селили их в слободы по 300 дворов, каждой слободе отводилось 18 тысяч десятин. Для административного центра греческих переселенцев губернатор распорядился избрать место в устье речки Соленой, где она впадает в реку Волчью.

Греки дали это­му городу название Марианполь — в честь Марии, жены наместника царского престола Павла. «Поль» по-грече­ски — город. Марианполь — город Марии.

Однако городу этому на реке Волчьей не суждено было построиться, а грекам жить на речке Самаре. От перемены климата, питьевой воды, в разлуке с морем переселенцы начали болеть, умирать от эпидемий. Пере­пуганные греки стали разъезжаться. Кое-кто вернулся в Крым, другие выехали в Таганрог и там около Азовско­го моря населили слободы Самбек и Крым. Под этими названиями они существуют и сейчас.

И опять митрополит Игнатий Гозадинов обратился с прошением к императрице. Рассказывая о болезнях и бедственном положении греков на новых местах, он просил переселить их поближе к морю и к скалам, к ко­торым они привычны с детства. И на сей раз последовала монаршья милость, а вслед за нею и повеление наместни­ку Новороссийского края князю Потемкину-Таврическому. 29 сентября 1779 года Потемкин приказал азовскому губернатору Черткову выделить на территории бывшей Кальмиусской паланки 744 384 десятины земли для об­разования новых греческих слобод. Каждой слободе для 200 дворов отводилось 12 тысяч десятин. Администра­тивным центром греков на Азовском море предписыва­лось избрать запорожскую крепость Домаху, совсем не­давно переименованную в Павловск.

Греки были довольны и соглашались со всеми усло­виями переселения, кроме одного. Им почему-то не по­нравилось название их столицы — «Павловск». «Мари­анполь» звучал для них как-то ближе и родней. Пришлось митрополиту Игнатию еще раз обращаться с про­сьбой к начальству. Занятый князь Потемкин решил вопрос без долгих проволочек, двум городам он просто поменял названия. Указом от 24 марта 1780 года город Павловск, что в устье реки Кальмиус на Азовском море, стал называться Мариуполем, а прежний Марианполь на реке Волчьей — Павловском. Последний, в связи с уез­дом греков из Самарской паланки, дальнейшего разви­тия не получил, сейчас на месте бывшего Павловска находится село Ново-Павловка. А приморский Мариу­поль вырос в крупный порт и индустриальный центр Жданов.

Все крымские переселенцы были размещены в 24 сло­бодах-колониях. В 22 из них жили греки, а в двух — гру­зины и армяне. Новым слободам греки стремились дать те же названия, которые были у них и в Крыму. По­скольку выходцы из семи городов и 56 сёл теперь разме­щались всего в 24 слободах, то пришлось переселенцев нескольких сёл объединять в одной слободе.

Греко-татары, потомки готов и аланов, образовали слободы Старый Крым, Карань, Ласпи, Бешево, Улаклы (Джемрек), Богатырь, Комар, Старый Керменчик, Но­вый Керменчик и Мангуш. Греки-эллинцы, жившие на южном берегу Крыма, образовали в Приазовье слободы Сартана, Чермалик, Старая Каракуба, Новая Каракуба, Стыла, Волноваха, Константинополь (Демерджи), Боль­шой Янисоль, Малый Янисоль, Чердакли, Ялта и Урзуф. Грузины и армяне в Крыму не имели своих сёл, они жили там как пленные татар, поэтому крымского назва­ния своим сёлам они дать не могли. Учитывая то боль­шое добро, которое сделал им митрополит Игнатий, они решили свои слободы назвать в его честь. Так грузины и армяне образовали село Игнатьевку, а валахи — Ново-Игнатьевку. Под этими названиями в Волновахском районе эти села находятся и сейчас.

Однако огромную территорию, отданную крымским переселенцам, греки не смогли заселить полностью. Сво­бодные земли русское правительство отдало евреям и немцам.

И все-таки к началу 19 века много земель в Приазо­вье еще пустовало. В то время передовой школой веде­ния сельского хозяйства считалась немецкая. Для Алек­сандра Первого, внука немецкой принцессы, русской императрицы Екатерины Второй, немецкие бауэры были образцом. Александр решил научить русского мужика вести хозяйство по-немецки. Для этого из Германии на очень льготных условиях были приглашены зажиточные крестьяне. В 1822 году на пустующих греческих землях было поселено 27 немецких колоний. Им отвели 46 ты­сяч десятин плодородной земли. Переселенцы очень редко давали своим колониям названия, с чисто не­мецкой пунктуальностью колонии у них шли по номе­рам.

В 1835 году в Приазовье переехало еще 145 семей немцев из Хортицкого округа Екатеринославской гу­бернии. На девяти тысячах десятин они образовали пять колоний.

В этом же году в донецкую степь начинают прибы­вать евреи. В 1835 году было издано правительственное положение о том, что еврей в любой час, когда ему вздумается, может стать хлеборобом, получить казенную землю в бессрочное пользование со льготами в уплате налогов. Для того чтобы приучить евреев к земле, были организованы специальные кассы помощи. Они выдава­ли поощрения за хорошее ведение хозяйства. Если же еврей запускал свое хозяйство, то за это его карали: отдавали в солдаты и даже высылали в Сибирь.

Расселение немцев и евреев было закончено в 1866 году. После присоединения Крыма к России греки-пере­селенцы стали русскими подданными и уже не являлись иностранцами на украинской земле.

Образование села Златоустовки, центра нынешнего колхоза «Россия», об истории которого и идет речь в этой книге, относится к 1842 году. Переселение в При­азовье черниговских и харьковских хлеборобов из числа самых неимущих бедняков было вызвано вот какими причинами. К середине 19 века на приазовских землях образовались довольно крупные, зажиточные крестьян­ские хозяйства греков, немцев, евреев. Огромные зе­мельные наделы трудно было обрабатывать одной се­мьей. Евреи, например, на каждый двор получали по 40 десятин земли, не меньше её было у немцев и греков. Требовались рабочие руки, нужен был батрацкий труд. Поэтому в 1840 году и решено было переселить туда полещуков и харьковчан из числа вольных, не припи­санных за помещиками крестьян.

...Ходоки из Полесья добрались наконец до уездного - греческого города Мариуполя.

Диковинно было всё для полещуков в приморских селах. Перво-наперво сам народ. Мужики-греки здоро­вые, рослые, сытые и чего-то не так черны, как их бабы. Но зато уж носатые — ничего не скажешь. Из-за амбара выходит, так сначала нос, нос, нос, а уж потом сам грек показывается. Девки тонкие, как стебелек, волосы — чистый деготь, даже с сининкой, а глаза черные, ровно уголья. На ногах тоже тонковаты, не то что наши мо­лодки. Хлеба здесь бабы вовсе не пекут, обходятся кор­жами. Хотя и из белой муки, вкусные, но пресные, для русского желудка не привычные. Хаты у греков совсем чудные, из глины, а на крыше разрезанные глиняные горшки. Сколько ж тех горшков надо, чтоб одну хату накрыть? Но, видно, кто-то их тут делает, все дома под горшками. И совсем уже непонятно, почему ни в одном дворе, ни в одном селе — ни кустичка, ни деревинки. Голо всё. Солнце палит, ветер гуляет, не найдешь даже холодочка, чтоб посидеть, всё на припёке. Но живут не бедно, видать, в земле не нуждаются. В каждом селе ходоков звали на работу. И косить, и полоть, и даже молотить прошлогодний хлеб. Харчей подавали сносно, поэтому от работы полещуки отказывались, ссылаясь на срочность своего дела.